Мой дом на протяжении многих лет. Место, где я мечтала жить, куда в последнее время совсем не стремилась, хотя квартира постепенно становилась всё красивее. Ремонт...
Сейчас от всего этого остались одни руины. Я ревела без остановки всё то время, когда мы пытались отыскать хоть что-нибудь целое. Мне не хотелось оттуда уходить. И я поверить не могла, что вот в это превратилась наша квартира, столь любовно хранимая бабушкой, хотя я узнавала всё, на что падал взгляд, чего касались руки.
От прихожей ничего не осталось. Дверь вся обуглилась, выгнута от того, что МЧС её ломали, замка нет, половины звонка - тоже. От шкафа и полки для одежды и обуви вообще ничего не осталось. Странно, что МЧСники всё-таки откопали обгоревший фен - он лежал на одной из более нижних полок в шкафу. Тумбочку мне открыть не удалось - от дверцы осталась только зола, повторяющая её форму и нехотя осыпающаяся под пальцами. Остатки телефона, коробки с лекарствами, записной книжки, ещё чего-то... Некоторые коробочки с таблетками даже уцелели. От кресла с покрывалом - только остов, на котором Лена откопала сумку. В ней обгоревший кошелёк, записная книжка, расчёска, ключи... Двери в бабушкину комнату тоже обгорели и рухнули в разные стороны - по одной можно пройти дальше, вторая придавила одну дверцу шкафчика. Оба дивана на своих местах - маленький, конечно, не узнать, а большой почти цел. Даже покрывало, одеяло и подушки на нём почти в идеальном состоянии - хотя покрывало постелили позже, наверно, т.к. оно чистое. На маленьком я заметила полусохранившийся плед, который бабушке так нравился... Мягкий, я в нём часто спала. Когда увидела оплавленные телевизор и пульт - не выдержала. Очки, будильник, книги - всё чёрное, с трудом узнаётся... В стенке - постельное бельё, ставшее коричневым. В шкафу - одежда, от которой теперь мало толку. Сервизы и вазы, из которых я ещё вчера, плача, достала простенькие бусы - одни из липкого янтаря, а вторые из какого-то красного камня... Бабушка любила такие ещё в молодости.
В дедушкиной комнате всё цело, но покрыто толстым слоем копоти. На кресле и дверце шкафа ещё лежат его вещи - трико и рубашка, не осыпавшиеся золой, но и больше не пригодные для носки. В шкафу бабушкина шуба - всего лишь пропахла гарью, нестрашно, но кому она теперь нужна... И снова почерневшая стенка, антресоли, почти целое бельё... Медвежья шкура у деда на стене совсем не пострадала, да только куда её теперь?..
Ванная и туалет только почернели, а так всё на месте. Стиральная машина вообще в идеальном состоянии на вид, даже порошки на ней всё так же лежат...
Кухня, кажется, почти не горела, только потолок и вход. Да пожарные навели там "порядок" - балконная дверь выбита, сломанный стол на полу, стульев в этом завале не видно... В холодильнике всё стоит так, будто ничего и не произошло, будто всё свежее - а может, что-то действительно не испортилось. Взгляд зацепился за коробку зефира "Шармэль", который я презентовала им на Новый год... И шоколадки - кажется, от студентов. И всё те же кастрюли - наверно, с супом, всё тот же "БиоБаланс"... Я сидела на корточках и гладила стрелки валяющихся на полу часов - бабушка как раз хвасталась ими 31-го... Я пыталась сфотографировать то, что там осталось, но из-за освещения на фотографиях ничего не видно. Мне правда хотелось остаться там и как-то по-своему, по-особому "отпеть" бабушку, квартиру и свою разрушенную жизнь. В тишине. Голоса и шаги в комнате сильно мешали, но я как будто проваливалась в свои воспоминания. И до боли жутко видеть с улицы разбитые стёкла в окнах, уходящих в сплошную темноту, и огромные чёрные пятна на стенах дома.
"Я не знаю, какие врачи от этого лечат".